Источник – журнал «Театрал», декабрь 2021 года
Беседовал Денис МАСЛАКОВ
Завершился блок премьерных показов. Какие впечатления испытываете?
Вчера на спектакль приезжала мой самый большой критик — дочь Эмилия, артистка нашего театра, много снимающаяся в кино. Она в восторге. Что касается меня, то я, естественно, очень устал, — никогда так быстро не работал, столько вводов до выпуска не делал. В целом, доволен, так скажем.
Насколько я понял, опера должна была выйти ещё в предыдущем сезоне, но ковид помешал.
Да, перенесли. Я готовился два года, и был, в принципе, готов. Никогда так не работал, дома не так придумываются спектакли. Наша школа — репетиционная, где важен процесс. Здесь же приходилось пробовать совсем другое, и это было даже интересно.
Как вы отреагировали на предложение этой постановки? Сомневались?
Я знаком с генеральным директором театра Владимиром Георгиевичем Уриным давно, задолго до его прихода в Большой. Наши пути постепенно сближались. У нас не было дружеских отношений, но он видел мои спектакли и, думаю, решил поэкспериментировать с ещё одним режиссёром драматического театра. В Большом работали Додин, Туминас, Женя Арье…
“Дон Жуан” — это предложение Большого?
Да, и это счастливое предложение, потому что я хотел в Молодежном театре ставить “Дон Жуана” Мольера. Здесь же получилось, что автором либретто был Лоренцо да Понте. Я какое-то время подумал… В итоге два месяца не был в Петербурге, только один раз ездил на день, чтобы повидаться с женой и дочерью. Никогда так надолго не бросал родной театр.
Чем репетиционный процесс в музыкальном театре отличается от драматического?
Вы знаете, последние двадцать лет я ставлю спектакли и пытаюсь с артистами сочинять музыку из слов. Я давно понял, что кроме мысли, темы, важна мелодия слов. Репетиции были сложны тем, что это итальянская опера, и я не знаю итальянского языка. Рядом со мной сидел помощник и читал русский текст, чтобы я точно понимал движение сцены. Сложностей с артистами, к счастью, не было. Они пошли за идеей. Замечательный артист Ильдар Абдразаков… Он репетировал немного, неделю, когда уже всё было выстроено. Был занят в Вене на премьере. Мне кажется, мы нашли общий язык.
Что касается различия репетиций... Великому Георгию Александровичу Товстоногову принадлежит очень точная фраза: театр — метод проб и ошибок. В драматическом театре, чтобы найти суть, которая стоит за словами, нужно пробовать и ошибаться. Чем больше ошибаешься, тем ближе становишься к сути. Я репетирую спектакли год, полтора. “Три сестры” мы делали два с половиной года. Здесь надо было за месяц… Репетиционный поиск был уменьшен до минимума. Кто-то из французских режиссеров “новой волны” говорил: “Фильм есть, осталось только его снять”. Так что спектакль уже был где-то в голове, оставалось его только поставить. Во время подготовки я от многого отказывался.
Естественно я посмотрел много постановок «Дон Жуана», ведь я с оперой дела не имел. И мне показалось, что на ту традицию, которая была в XVII веке, наложилась какая-то другая традиция. Как будто на икону наложили другую икону. И сложилась традиция драмы, иногда переходящей в трагедию, которая меня отталкивала. Сам Моцарт написал на клавире “dramma giocoso”, то есть, “весёлая драма”. Я считаю, что этот жанр — это достоинство нашего спектакля. Жанр и лёгкость.
Вы, можно сказать, поработали археологом. Счистили слои и дошли до сути.
Я до театральной академии закончил технический институт, я инженер-химик. Помню, один профессор сказал, что самая большая сила на свете это сила инерции. Традиция, которая превратила комедию в драму, действует до сих пор.
Человечество это очень интересное «существо», которое меня не очень восторгает, но которое я уважаю. Ему свойственно держаться за привычное, как за поручень в трамвае. Я не считаю, что мы стали первооткрывателями, мы просто были очень скромны по отношению к Моцарту. Мы не хотели ничего придумывать. Хотели понять его, много читали о его жизни. Она именно такая, какой отразилась в музыке. Он много путался, много натворил ошибок, был ироничным, весёлым, грустным. Не думаю, что когда он писал оперу, он превратился в другого человека, стал мрачным, трагичным, не знающим, куда идти дальше…
Всё же в постановке присутствует и драматический элемент.
Несомненно! Мы двигались в сторону трагикомедии. Если присматриваться к природе, то Бог создал день и ночь. Это значит, что день — когда есть энергия, деятельность, желание жить. А ночь, как сказал кто-то из великих, маленькая смерть. Я все спектакли ставлю, прислушиваясь к природе.
Хотел бы вернуться к вопросу влияния пандемии на спектакль. Как вы работали над тем, что всё не застыло, не развалилось?
Вы имеете в виду мысли о “Дон Жуане”? Знаете, так как я занимаюсь йогой, есть такой восточный дзен-буддистский совет, он мне очень нравится. Идя на тяжелое дело, иди легко, чтобы не испугаться. Идя на лёгкое дело, иди тяжело, чтобы не пропустить ничего неожиданного, чтобы не попасть в дураки. Мы понимали, что идём на тяжелое дело, это всё-таки Моцарт. Поэтому собирались, забавлялись, анализировали и всё записывали. Я встречался со своим другом-хореографом Сергеем Ивановичем Грицаем раза три в неделю.
Хочу спросить про эстетику спектакля. Она пришла сразу или в репетиционном процессе?
Мы работали с замечательным художником Семёном Пастухом. Он предложил выбрать время Феллини, которое мне тоже очень близко. Мы выбрали 50-е, 60-е годы, и так родился стиль спектакля. Я бы не мог представить себе Дон Жуана со шпагой в ботфортах…
Я очень часто бываю в Мадриде, где происходит действие. Там живет мой учитель по йоге, с которым я работаю уже двадцать лет. Он мне тоже помогал понять Дон Жуана, ведь Дон Жуан всё-таки испанец. Испанский характер я немного знаю - их ироничность, постоянное стремление к юмору.
Как вы взаимодействовали с музыкальной частью, давали ли указания оркестру?
Никакого права не имею. Я понял, что в музыкальном театре главный человек — дирижёр. Меня к этому готовили, потому что я сам руковожу театром, и я долго привыкал, что окончательное решение за главным дирижёром. Артисты на выпуске очень много с ним общались, и он тщательно выверял музыкальный рисунок.
Как вы думаете, что бы сказал Моцарт, если посмотрел вашу версию оперы?
Я думаю, он знал, что он гений. Так что он бы наверно просто подмигнул и пошёл вразвалочку, не сказав ничего. А я бы понял, что мы сделали что-то близкое ему...
У вас какие взаимоотношения с Моцартом?
Я влюблён в его музыку. Это великий человек, понимающий. Я считаю, драматургия у него оправдана совершенно противоположной мелодией. Он знал, что такое резкость перехода. Я считаю, что очень много заимствований этой музыки. Я слышу ее в разных мелодиях. Моцарт мой композитор, он лёгкий. Не говорю о большем, но кто-то из великих сказал, что самое лучшее искусство — лёгкое и глубокое. Не знаю, получилось ли у нас это сочетание…
Планируете ещё ставить оперу?