Источник – Театр+
Текст – Дарья АЛЕКСЕЕВА
Молодежный театр на Фонтанке в 2021 году впервые провел конкурс рецензий на свои спектакли. Среди победителей, которых отбирало высококвалифицированное жюри, – студентка театроведческого факультета РГИСИ Дарья Алексеева, получившая на конкурсе «Верю! Молодые о Молодежном» один из главных призов – премию «Верю!». Текст ее рецензии на спектакль «Абанамат!» режиссера Льва Шехтмана публикуется в литературной редакции.
Сергей Довлатов – певец эпохи. Он фиксировал Россию его юности и периода взросления с простодушной легкостью и болезненной точностью, четко схватывал бытовые детали времени, обретающего сценическую форму в спектакле «Абаманат!» Молодежного театра.
Сборник рассказов «Наши», на котором основана постановка, состоит из двенадцати новелл. Каждая рассказывает о реальном родственнике Довлатова. Публиковавшиеся отдельно, новеллы позднее были собраны под одной обложкой и стали для Довлатова, уже уехавшего в США, способом отрефлексировать, упорядочить жизнь, объяснить поступки родственников или свои личные. Режиссер Лев Шехтман использует форму спектакля-воспоминания.
«Всплывая» в сознании автора (и главного героя), родственники выезжают на сцену на небольших фурках, двигающихся с помощью пульта управления. Так, мама Сергея Нора (Алла Одинг), является на сцене, сидя за столом, который застелен домашней кружевной скатертью, а болеющий дядя Арон (Петр Журавлев), выезжает лежа на кровати, под которой стоит ночной горшок. Такими уж их зафиксировала память писателя. Сам Сергей Довлатов показывает зрителям свою «предысторию» – дедушку Исаака с «усами до погон». Герой не видел своих дедушек, знал о них лишь по рассказам, поэтому и образы эти словно срисовывает с себя. После «расстрела деда» актер прячет усы и вновь превращается в Сергея Довлатова, постоянно присутствующего на сцене. Остальных многочисленных родственников играют разные артисты.
Коммунальная квартира. Жизнь в тесноте, в отсутствие личного пространства. Действие спектакля, жизнь его персонажей, происходят в коммунальном коридоре с типичной бело-зеленой стеной и множеством дверей (художник-постановщик Семен Пастух). Этот коридор, заполненный людьми, не только общее пространство квартиры, но и художественный образ сознания главного героя. В его голове нет места интерьерам, улицам и зданиям. Даже его визит в психиатрическую лечебницу к дяде Роману Степановичу (Анатолий Петров) в воспоминаниях Довлатова ассоциируется с массовкой медбратьев, сопровождавших их на прогулке, да елками Удельного парка…
Главный герой в исполнении Юрия Сташина имеет внешнее сходство с Довлатовым. Он как будто был выбран режиссером на эту роль за свой внушительный рост. Артист справляется со сложной задачей – играет человека, находящегося сразу в двух временных измерениях: в прошлом (в историях-воспоминаниях) и настоящем (в том времени, когда он пишет свои новеллы). При чтении текста эти переходы воспринимаются проще. Юрию Сташину приходится иллюстрировать их пластикой, мимикой и голосом. Довлатов в прошлом – восторженный, наивный, бодрый юноша. В настоящем актер меняет голос, добавляя ему хрипотцу, кажется, что на плечах героя груз, вдавливающий его в землю, заставляющий его, обессиленного, часто опускаться по стенке на пол. Этот Довлатов – в настоящем разочарованный жизнью, пытается ухватиться за прошлое – воспоминания, понять смысл прожитой жизни.
Перемещение во времени и пространстве происходит также из-за перемен светового и музыкального оформления (Евгений Ганзбург и Владимир Бычковский). Сцены настоящего – мрачные, затемненные. За счет выстроенного света на стенах длинного коридора появляется грозная тень Сташина. Она то и дело нависает над телом героя, опустившимся на пол. Готова поглотить его, унести в свой мир теней, в забытье. Дополняет впечатление тотального одиночества тревожная инструментальная музыка, звучащая лишь в «одиноких» сценах. Но родственники Довлатова в прошлом много поют вживую, декламируют стихи, танцуют и двигаются в легком танце. Они постоянно перемещаются по залитой светом сцене, мельтешат подле писателя, но суета наполнена теплой нежностью и умилением. В одной из сцен мама Нора страдает от головной боли из-за бесконечного квартирного шума. Тишина наступает буквально на пару минут, и возвращение звуков коммунального копошения Довлатов-Сташин встречает широкой улыбкой, будто слышит какой-то приятный звук.
Подчеркнуто театральный способ существования героев объясняется тем, что все происходящее – воспоминания. А в них люди всегда чуть ярче, мы что-то додумываем, фантазируем… Так, театрально сделана параллельная сцена с двоюродным братом Борисом (Владимир Маслаков), который угодил в тюрьму, пока Довлатов служил в армии. Режиссер показывает, как, параллельно пребывая в заточении, братья по-разному переживают этот период жизни. Сергей в бушлате и валенках стоит под заметающим ему глаза снегом. В то время как в нескольких сценических метрах от брата Борис, устроившийся в тюрьме банщиком, разложился на лавке в одном полотенце и разгоняет веником клубы горячего пара. Но уже в следующей сцене родственники встречаются, и Борис вспоминает, как приносил брату во время войны сахар, таявший, пока Сергей отказывался есть его. В спектакле выдержан довлатовский трагикомический стиль: в веселых, ироничных сценах слышны по-настоящему важные, вечные вопросы.
В композиции спектакля вторая в сборнике «Наши» новелла становится последней. На сцену, вспоминать дедушку по маминой линии, выходят все родственники. Текст поделен на реплики между ними, Юрий Сташин снова – в роли деда. Режиссер логически завершает спектакль именно этим рассказом о дедушке-мизантропе. Риторический вопрос Довлатова и к предку, и к самому себе: почему он стал таким одиноким? может быть, его не устраивало мироздание как таковое? Герою пришлось смириться с «нерушимой очередностью жизни и смерти», принять смерть дяди Арона, уход жены с дочерью, свое положение и отсутствие работы… В финале все герои во главе с писателем окажутся на сцене, каждый выглядывая из-за собственной двери. И трагикомическое «А-а-а-банамат!» гулким эхом пролетит по зрительному залу.