РЕЖИССЕР ЮРИЙ ЦУРКАНУ: ОБ ОСОБЕННОСТЯХ ТВОРЧЕСКОГО ПОДХОДА И ПРЕМЬЕРЕ СПЕКТАКЛЯ «ОРУЖИЕ СЕРДЕЦ»

Накануне Нового года в Молодежном театре на Фонтанке состоялась премьера спектакля «Оружие сердец» по киносценарию Андрея Платонова «Семья Иванова». Ближайшие показы — 10 и 11 февраля. Так какое оно, «Оружие сердец»? Редактор портала «Культура Петербурга» задал вопросы режиссеру постановки Юрию Михайловичу Цуркану. 

– Юрий Михайлович, Вы – режиссер, артист, композитор, учились у Георгия Александровича Товстоногова. Какие воспоминания у Вас остались от учебы у мастера?

– Думаю, я наиболее заметен как режиссер. Обсуждать свою некоторую увлеченность музыкой и актерским исполнительским искусством я бы не стал из уважения к настоящим мастерам. Как актер я участвовал в собственных спектаклях, и, как Вы догадываетесь, не без согласия режиссера и понимания им замысла, воплощенного в окончательной форме. Но разница между вводом (театр – сложный механизм) и созданием роли принципиальна и несравнима. Рассматриваю такой опыт как потрясающую возможность заглянуть в тайну актерского существования. И это одна из скреп товстоноговской школы: актерские способности рассматривались как необходимая составляющая в воспитании режиссера. Артист – личность, мастер, умеющий выражать жизнь человеческого духа в простом физическом действии.

– Что для Вас легче – работать режиссером или воплощать образы на сцене в качестве актера?

– По большому счету, труд актера и режиссера вполне сравнимы в части движения от неживого к живому. От первой читки – конспекта авторского вымысла, выраженного в пьесе, к широкому роману жизни, отраженному в каждом движении персонажа на сцене. С той только разницей, что режиссер обязан, как хороший дирижер, понимать диапазон, меру, возможности того или иного инструмента в оркестре, призван выразить во времени и пространстве дух авторского замысла. И здесь, пожалуй, главное то, что воспитывалось в нас в мастерской Товстоногова: уважение к автору, уважение к таланту человека, способного выражать живое человеческое движение. У нас у всех есть потребность увидеть чудо, например, в делении клетки, нежели выслушать сотню научных концепций об этом процессе. А современный театр частенько грешит обилием концепций…

Воспитание навыков и умений – не самое сложное в нашей профессии. Для этого достаточно двух лет усердного труда, главное – формирование художественного мировоззрения, и в этом я вижу главный подвиг моих мастеров – Георгия Александровича Товстоногова, Аркадия Иосифовича Кацмана, Ирины Борисовны Малочевской.

 Вы много работали в Карелии, неоднократно туда возвращались, ставили замечательные кукольные спектакли. С кем легче работать, с драматическими артистами или артистами-кукольниками?

– Легче работать с артистами-Художниками. Нет плохих и хороших жанров. Конечно, непросто, работая в театре кукол, заложить в дерево или папье-маше все нужные тебе функции, когда ты еще близко не приступил к репетициям. Создание куклы – процесс не быстрый, и если на этапе выпуска спектакля тебе вдруг захотелось персонажу подвижные глаза, то это так и останется только твоим желанием. Это самое непростое в профессии – знать в начале то, что тебе понадобится потом… Ну, а самое забавное, что я так и не привык... делать замечания во время репетиции кукольникам. Артисты ведь скрыты двухметровой ширмой – туда не заглянешь. Говоришь что-то куклам, а они безмолвствуют!..

– Нет ли желания сейчас сделать синтетический спектакль, с использованием марионеток на сцене?

– Такие желания «не стучались» ко мне. Форма для меня – не самоцель, она всегда ответ на уровень взволнованности. Но зарекаться не буду – театр по определению искусство синтетическое.

– Вы успешно работали с  многими петербургскими театрами. С кем интереснее создавать спектакль, с заслуженными опытными артистами или с исключительно молодой труппой?

– По моим ощущениям, опыт и скромные заслуги никак не определяют степень успешности и уровень трудозатрат. А вот страхов, отчаяний, ответственностей – прибавляют. Всегда все заново – в каждом театре, в каждом спектакле. И это объяснимо. То, с чем ты начинаешь работать, всегда уникально и неповторимо. На прошлый опыт никак нельзя опереться. И каждый раз испытываешь трепет, словно берешь в руки скрипку Антонио Страдивари…

– Антон Павлович Чехов определял жанр пьесы «Вишневый сад» как комедийный. В Вашей интерпретации, которая ставилась в «Русской антрепризе» им. Андрея Миронова, много трагедийного. Почему?

 У Александра Николаевича Островского добрая половина пьес заканчивается свадьбой, но просто плакать хочется… Что считать предметом комедии у Антона Павловича? Отсутствие действий по спасению вишневого сада? Паралич воли (у всех, за исключением Ани)? Неспособность сообща решить важный вопрос (ввиду наличия у каждого особых неразрешимых или оправдывающих бездействие обстоятельств)? Тот факт, что все герои недотепы?

Или, наконец, то, что они оставили, забыли в доме угасающего Фирса? И первое, и второе,  и третье… Все. По мне, там достаточно смешного. Именно в степени оправданной глухоты и взаимодействия невпопад. Отсюда и попытка выразить свое понимание в любимом для меня жанре – трагикомедии. Думаю, он наиболее полно выражает мое время.

– Сейчас у Вас очередная громкая премьера – спектакль «Оружие сердец» по произведению Андрея Платонова. Молодежный театр на Фонтанке впервые обращается к творчеству этого писателя. Сюжет достаточно тяжелый. Что привлекло Вас в этом тексте?

– Особый язык, самобытность автора, созданные им герои – незаслуженно забытый пласт платоновских художественных исканий в поле магистральной темы русской литературы, темы «маленького человека», способного на великое. Ну и некоторый контекст времени, где «маленький человек» прекрасен именно своим ничтожеством. «Тяжесть», как Вы говорите – это необходимое условие движения платоновского сюжета. Если на пути растущего дерева встанет камень, дерево его охватит, обрастет. Такова сила живого у Платонова. Если мы говорим о человеке, то сила прибывает в удивительном инстинкте человечности и существования в парадигме общей души. В советское время не принято было говорить о Боге. Но в человеке у Платонова – вселенная, где есть свой Ад и Рай, Голгофа, Иуда, Творец…

Вот так, из космоса человеческого сердца, мы и смотрим на эту историю.

 

Благодарим за помощь в организации интервью помощника художественного руководителя Екатерину Омецинскую и руководителя литературно-драматургической части Елену Чукину.

 

Этот сайт использует куки-файлы и другие технологии, чтобы помочь вам в навигации, а также предоставить лучший пользовательский опыт.
Хорошо