Спектакль Семена Спивака «Крики из Одессы» - одна из «визитных карточек» Молодежного театра на Фонтанке - не сходит со сцены уже почти четверть века и пользуется неизменной зрительской любовью. Неслучайно в Молодежном сложилась традиция именно «Криками из Одессы», как завершающим ярким аккордом, закрывать театральный сезон, оставляя публику с нетерпением ожидать новой встречи с любимым местом (а именно такую роль Театр на Фонтанке постепенно начинает играть в жизни каждого, кто сумел «распробовать» его сотканную из гротеска и полутонов утонченную эстетику, сполна отраженную в «Криках из Одессы»).
Зритель, ищущий в спектакле Спивака привычную гротескно-комическую, беззаботно-праздничную Одессу анекдотов и кинокомедий, пожалуй, не будет вполне удовлетворен. Конечно, в «Криках» есть и остроумные шутки, и еврейские мелодии, и танцы (или даже пляски - зажигательные, отчаянные) - но атмосферу, в которую погружает сценическое действо, отнюдь нельзя назвать легкой.
Перед нами Одесса Бабеля (не только его пьесы «Закат», по которой и поставлен спектакль, но и «Одесских рассказов», с которыми сюжетно связано действие, и даже в чем-то - изысканно-кровавой «Конармии») с ее темным гротеском, сочетанием мудрости старых раввинов и отчаянной разухабистости. Ощущается и напряжение уровня романов Достоевского и непроницаемой экзистенциальной пропастью... В спектакле действительно много крика, как и обещает его полисемантичное название, много движения - калейдоскоп из плясок и драк, музыки и страстных восклицаний - но есть в нем и тихий лиризм, и непередаваемая боль порванной струны чеховского «Вишневого сада». «Крики из Одессы» веселят и пугают, шокируют и оставляют в недоумении.
Центральная тема спектакля, как определяет ее в одном из интервью сам Спивак, - «вечная» проблема отцов и детей, утрата связи между поколениями. Дети престарелого Менделя Крика, роль которого экспрессивно, на разрыв исполняет Роман Агеев, не могут принять и простить увлечение юной девушкой, обуявшее их отца. Страстный, порывистый Мендель готов бросить свое дело, оставить без наследства сыновей и без жениха - дочь, однако стремления его романтической натуры наталкиваются на интересы более рациональных детей. В статье 2018 года, посвященной 20-летию спектакля, театральный критик Ю. Сальникова чрезвычайно справедливо сравнивает пьесу Бабеля и постановку по ней с написанной позднее, в 1932 году, драмой Г. Гауптмана «Перед заходом солнца». Помимо сюжетной переклички (дети богатого вдовца Маттиаса Клаузена также не могут простить ему страсть к юной возлюбленной и разрушают счастье отца ради собственных меркантильных интересов) тексты Бабеля и Гауптмана роднит ощущение наступления новой, страшной эпохи (отраженное в названии обоих произведений), изображение постепенного расчеловечивания героев, утраты ими привычных для культуры прошлого гуманистических ценностей.
Действие «Заката» происходит в 1913 году, накануне наиболее страшных и трагических событий в истории России - Первой мировой войны и последующей за тем смуты революций и войны гражданской. Еще не пролились реки крови, молодые бабелевские герои еще не стали жестокими палачами или их жертвами, но в их словах, поступках, взглядах, в обуявшем персонажей отчаянном - как в последний день (и ведь и правда - в последний!) - веселье ощутимо чувствуется готовность к кровавому пиру следующих лет. Это страшное ощущение удивительно точно удалось передать создателям спектакля, ни разу о том не проговаривающимся, не дающим зрителю ясных намеков, практически не привлекающим исторический контекст, но в то же время не просто в полный голос говорящим о катастрофе, а кричащим о ней - из Одессы. Сам выбор города, в котором происходит действие, выбор еврейской среды глубоко неслучаен, и здесь следует вспомнить пьесу Григория Горина «Поминальная молитва», события которой также относятся к началу ХХ столетия.
Сложилось так, что именно евреи всякий раз первыми и наиболее остро ощущали на себе дуновение ветра исторических перемен; и в этом смысле за спиной героев спектакля встает тень еще одного будущего события, более страшного для этой народности, чем все предыдущие - Холокоста.
Специфика театра, рассчитанного, согласно уже его названию, на молодежную аудиторию, заключается в том, что его спектакли неизменно должны удовлетворять критерию актуальности. Конечно, в свете последних событий можно рассуждать о том, как утрата гуманистического начала, характерная для предреволюционной России, становится все очевиднее для нас и сегодня, но «Крики из Одессы» не сходят со сцены уже несколько десятилетий, что невозможно объяснить влиянием наиболее «острой» повестки. Пожалуй, начиная с поколения постмодерна с миром Бабеля нас роднит другое - ощущение утраты почвы под ногами, законченности, исчерпанности культуры, экзистенциальной тоски. «...зачем шуметь, что еще не вечер, когда ты видишь, что перед нами уже нет человека?» - вопрошает Арье-Лейб, один из героев пьесы, роль которого в спектакле блестяще исполнил Петр Журавлев, - и мы в молчании останавливаемся перед этим вопросом.