Любить, чтобы жить
Текст: Сергей Коробков
В афише Петербургского Молодежного театра на Фонтанке не встретить случайных названий. Выбор репертуара подчиняется твердому убеждению худрука труппы Семена Спивака: артист может по-настоящему развиваться только в единородной среде – театра-дома, театра-семьи. Тем более что у Спивака есть несомненная привилегия – выпускники его мастерской по РГИСИ (Российский государственный институт сценических искусств на Моховой) с учебной скамьи, как правило, попадают на обе сцены Молодежки. Предновогодняя премьера пьесы Теренса Рэттигана «Глубокое синее море» – тому подтверждение.
Образуя циклы, спектакли Семена Спивака корреспондируют друг другу, вступают в диалог, развивают тему быта и бытия, видимого и сущего, сиюминутного и непреходящего. Персонажи одной пьесы подчас необъявленно «оказываются» в обстоятельствах следующей, но – изменившимися, повзрослевшими, преодолевшими испытания и вступившими в новое для себя время с опытом пережитого или грузом былого. Отправляя же пожившие постановки в архив, Спивак не утилизирует идеи: напротив, укрупняет их через воплощение свежих текстов, сюжетов, смыслов. Взгляды на жизнь меняет ровно в той степени, в какой та меняется, но сутью – дорожит. Рассматривает ее со всех сторон подробно и обстоятельно, увлеченный человеческой природой не меньше, чем актерской. На пересечении двуединого интереса режиссера и рождаются его спектакли-диалоги, спектакли-дуэли, спектакли-сиквелы. Здесь все взаимосвязано – постановки, роли, зрительские наблюдения. Театр на Фонтанке из тех, у кого годами формировалась своя аудитория, сюда любят приходить снова и снова.
Параллель между героиней «Глубокого синего моря» Хестер Коллер, бросившей обустроенное семейное гнездо ради вспыхнувшей страсти к отставному летчику (действие происходит в послевоенной Англии), и героиней пьесы Жана Ануя «Нас обвенчает прилив…» (оригинальное название «Ромео и Жанетта», 1945; действие происходит во Франции) напрашивается сама собой. «Синонимов» и «антонимов» много: «прилив» и «море» как образы бытия героинь; бунт обеих, неосознанно желающих разрушить обывательские уклады требованием любви; выбор между жизнью и ее иллюзией у желающих разобраться в собственных чувствах героев-мужчин. По сути, сюжеты пьес Ануя и Рэттигана образуются вокруг любовного треугольника и при всей разности обстоятельств действия неумолимо сближаются интересом авторов к главным героиням. В первом случае – к взбалмошной девчонке, провоцирующей окружение своими эскападами, чтобы сокрушить его филистерскую тщету и отстоять право на любовь, уязвляющую ненавистные мерки существования (Жанетта разрушает брак сестры и уводит на гибельный край ее жениха – бывшего солдата). Во втором – к зрелой женщине, замужней даме, бежавшей с бывшем летчиком от благопристойного мужа-судьи, только летчик предпочитает теперь полетам гольф-клубы и бары, мечтая о тиши личного кабинета с непременной бутылкой виски возле себя. Жанетта у Ануя учит своего Ромео-Фредерика летать и, взлетев, они скрываются в морской пучине навсегда. Хестер у Рэттигана старается вернуть своего Фредди в небо, чтобы полететь вдвоем, но тот, отгораживаясь от ее большой, как море, любви (говорит, что не похож на Ромео), банально уходит прочь, и тогда Хес – недавно благополучная и состоятельная художница Хестер, написавшая одну из лучших своих картин под названием «Волнорез», поворачивает ручку на газовой плите. Ее спасают соседи по пансиону.
Тем, кто видел спектакль по пьесе Ануя, легко продлить сюжетную линию из 1945 года в 1953-й: будто прилив пощадил двух влюбленных, и они, преодолев гулы вечно осуждающей толпы, остались в живых. Она – вышла замуж, он вернулся к военному делу и начал летать, потом – встреча и новое расставание. В этом «довымышленном» сюжете оба повзрослели и оба оказались в отсутствии любви и смерти: Жанетта-Хестер и Фредерик-Фредди. Прилив вынес их в глубокое синее море.
Подобная метафора возможно только в авторском театре Семена Спивака, умеющего выстраивать симфонию человеческой жизни от спектакля к спектаклю и, может быть, «Прилив» Ануя и «Море» Рэттигана – и есть та самая симфония, какую надо слушать, не прерываясь. Благо, что обе бенефисные роли – Жанетты и Хестер – играет одна актриса: Эмилия Спивак.
Беспрецедентно в отечественном театре, когда дочь-актриса получает бенефисы не по родственным связям, а отец-режиссер отнюдь не озабочен тем, чтобы эти роли ей услужливо поставлять. Известные и ценимые отдельно друг от друга, они не часто работают вместе. Однако к двум названным здесь ролям Спивак-актрисы резонно для полноты картины добавить еще одну, сделанную со Спиваком-отцом – роль Эмили Уэбб в пьесе Торнтона Уайлдера «Наш городок»: тогда портрет женщины трех возрастов – растущей и взрослеющей, теряющей и обретающей, бунтующей и смиряющейся, любящей и отстаивающей любовь – наметится «в рост».
Эмилия Спивак – актриса редкой индивидуальности, какую критик Виктория Пешкова на страницах «Литературной газеты» определила лучше и точнее коллег: «enfant terrible и femme fatale в одном флаконе». Хрупкая, с осиной талией, с копной огненно-рыжих волос, невероятно хореографичная, она осваивает любой текст в диапазоне от травестии и гротеска до лирики и от лирики – до драмы и трагедии. Владеет тайнами мелоса и всегда неожиданно намечает интонационный рисунок. Умеет быть робкой и отчаянной, скупой на чувства и щедрой на эмоции. Ее тема – тема женской судьбы – только такому – от enfant terrible до femme fatale – звукоряду и может покориться. Сыграть женщину на грани нервного срыва, не пережав педалей, –мастерство. Дать всю судьбу через событийные повороты и эмоциональные состояния – дар.
Тогда – при наличии в труппе такой актрисы (другие, и восхитительные – Екатерина Унтилова, Регина Щукина, Анна Геллер, Алиса Варова etc. – худруком отнюдь не обделены) – возможно музицировать по буквам пьесы, как по нотам клавира, многократно наращивая смыслы и выстраивая оркестровую вертикаль текста. Превращать мелодраму в трагедию чувства, нагнетать эмоциональное напряжение действия (попытка суицида в начале и то же – в конце, остальное – выяснение отношений) до нечаянных догадок, развивать событийный ряд поверх обозначенного фабулой.
Действие «Глубокого синего моря» у Рэттигана исчисляется одним днем. Один день, куда вписана история Хестер Коллер, написавшей письмо своему Фредди и решившей покончить с собой. Как у драматургов-классицистов: единство времени, единство действия, единство места. Спивак не следит за временем, как будто с часов сняли стрелки, не конкретизирует пространство, перемещает антракт между первым и вторыми актами, как указано Рэттиганом, второй перерыв – перед третьим – снимает вовсе. Сценограф Николай Слободяник (он же оформлял «Наш городок», и тоже – условно) располагает по планшету сцены одиннадцать пандусов с подсвеченным голубым прозрачным верхом: то ли воображаемое море, то ли наросший лед, по которому, как указано драматургом, скользит героиня. Художник по костюмам Ника Велегжанинова одевает персонажей в нечто абстрактное, к Англии не привязанное: важнее цвет – не крой и фасон.
Однако абстрактный стиль (здесь и теперь, везде и всегда) отнюдь не исключает внимание к нюансам и штрихам. И прежде всего – психологическим. В соответствии с тем, как Спивак разбирает текст Рэттигана, формируется и действенное поле пьесы, и наше отношение к событиям. Происходящее воспринимается с разных углов зрения: то глазами главной героини, то через восприятие ее мужа (Андрей Кузнецов) или любовника (Александр Тихановский), иногда, и – настойчиво, благодаря Петру Журавлеву, играющему букмекера-доктора Миллера, и – не менее активно, сквозь «соглядатаев» – хозяйку пансиона Миссис Элтон (Алла Одинг) и семейную чету постояльцев Уэлчей (Дарья Вершинина и Сергей Барабаш).
Не случайно почти всех режиссер объединяет в финале, убирая со сцены одного Фредди, послужившего спусковым механизмом истории «без стрелок», где все могут быть счастливыми одинаково и несчастны по-своему.
Распахивается широкое – в пол – окно, и вместо цвета знаменующего беду глубокого синего моря сюда, в пансион, врывается свет глубокого синего неба. «Единственная цель в жизни – жить, просто жить» – говорит устами одного из персонажей Теренс Рэттиган. И они – улыбаются. У них получится.