Эмилия Спивак: «У меня никогда не было роли мечты»
ЭМИЛИЯ СПИВАК — АКТРИСА ТЕАТРА И КИНО С ЯРКОЙ ИНДИВИДУАЛЬНОСТЬЮ, УМЕНИЕМ СОЕДИНЯТЬ ЛИРИКУ И ДРАМАТИЗМ, ВОПЛОЩАТЬ В СЦЕНИЧЕСКИХ ОБРАЗАХ САМЫЕ ПРОТИВОРЕЧИВЫЕ ЭМОЦИИ И КАЧЕСТВА. ЕЕ ГЕРОИНИ В ТЕАТРЕ И КИНО — ХРУПКИЕ И НЕЖНЫЕ — НАДЕЛЕНЫ НЕСГИБАЕМЫМ СТЕРЖНЕМ ХАРАКТЕРА. ХАРАКТЕР ОТМЕЧАЕТСЯ НЕ СРАЗУ, НО ПРОЯВЛЯЕТСЯ МОЛНИЕНОСНО — КАК РАСКРУЧИВАЮЩАЯСЯ ПРУЖИНА, ЯВЛЯЯ НЕВЕРОЯТНЫЕ ВНУТРЕННИЕ МИРЫ ПЕРСОНАЖЕЙ. О ПУТИ НА СЦЕНУ, ОБ ОТНОШЕНИЯХ СО ЗНАМЕНИТЫМ ОТЦОМ, О НЕИЗБЕЖНОМ БРЕМЕНИ ПОПУЛЯРНОСТИ – ОТКРОВЕННЫЙ РАЗГОВОР С ЭМИЛИЕЙ СПИВАК.
— Вы из театральной семьи. Решение поступать в театральный вуз пришло сразу или сначала видели себя в какой-то другой профессии?
— Не знаю, как сложилась бы моя судьба, если бы я родилась в другой семье. Понятно, что я выросла за кулисами Молодежного театра на Фонтанке вместе с детьми артистов и сотрудников. Конечно, папа привил любовь к театру, породил ощущение волшебства, магии, тайны. Помню, что очень любила в детстве читать пьесы, разыгрывать их дома. Выбор был не велик: стать актрисой или адвокатом. Мне казалась романтичной идея защищать людей. Во многом избранная мной профессия тоже позволяет это делать. Артисты — часто защитники своих ролей: оправдываем персонажей как можем, согласно принципу: «когда ты будешь играть доброго, ищи, где он злой, а в злом ищи, где он добрый».
— Мастером вашего курса был Владислав Борисович Пази, который тогда руководил театром имени Ленсовета. Какую его черту, повлиявшую лично на Вас во время обучения в вузе на Моховой, мог ли бы вы назвать?
— Невероятно интеллигентный человек. Не секрет, что театральные, да и любые творческие вузы славятся тем, что во многом ломают людей. Владислав Борисович был очень умным человеком: никогда нас не ломал, не давил, безмерно уважал, обращался на «вы». Всегда был строг, но это было в рамках уважения к человеческому достоинству. Он для меня — колоссальный пример.
— В феврале исполнилось 20 лет, как вы перешагнули порог Молодежного театра на Фонтанке в качестве актрисы. Какая роль была первой? Разделяли вы тогда творческую позицию вашего отца, народного артиста России Семена Яковлевича Спивака, убежденного в том, что театр должен дарить людям свет и надежду? Был ли он для вас непререкаемым авторитетом?
— Папа всегда для меня абсолютный творческий авторитет. Я впитала его театральную религию, и мы остаемся в одной творческой вере. Должна сказать, что не собиралась работать в Молодежном театре на Фонтанке. Была уверена, что мне предстоит самостоятельный творческий путь, без папы: я сама должна быть взрослой, сильной, смелой… Я училась на IV курсе, когда в театре выпускали «Отелло». Дездемона — Дарья Лесникова (Юргенс. Прим. ред.) оказалась в положении, и Алексей Утеганов предложил Семену Яковлевичу попробовать меня на эту роль. Объективно говоря, роль была дана мне на вырост. Но пока спектакль шел, а шел он на протяжении 17 лет, я успела подрасти и «дорасти» до Шекспира.
— Не считая постановки «Пышка» в МХТ имени Чехова в Москве, за 20 лет в Молодежном вы сыграли роли всего в 8 спектаклях. Неужели, пользуясь правом дочери, вы никогда не приносили в театр пьесу, чтобы сказать: «Вот в этом мне очень-очень хотелось бы сыграть»?
— Конечно, было. Например, так произошло с пьесой Жана Ануя «Нас обвенчает прилив». Мне она очень понравилась, но Семен Яковлевич сказал, что она «темная» — про страсти и разрушение, он к ней не готов. И на 6 лет отложил в стол. Постановка все-таки случилась, и любима зрителями, так же, как и как и создателями.
— Сейчас в вашем личном репертуаре 7 театральных ролей; восьмую — в спектакле «Синие розы» по Теннеси Уильямсу — вы уже уступили другой артистке. Не буду задавать банального вопроса «Какая из них самая любимая», спрошу, какая далась вам наиболее тяжело в профессиональном плане? На подготовку какой ушло больше всего времени?
— Думаю, что это «Последнее китайское предупреждение» по пьесе Бертольда Брехта «Добрый человек из Сычуаня». Мы репетировали на протяжении трех лет. Спектакль для меня самый сложный — и физически, и эмоционально. Кто видел этот спектакль, знает его бешеный ритм: я себя чувствую после него, как после центрифуги. Сложно было нащупать настроение пьесы, ее энергию, ритм существования на сцене. Мне кажется, только лет через пять попали «куда надо».
— Последняя премьера «Глубокое синее море» по пьесе Рэттигана случилась совсем недавно, в декабре. Что бы вы могли сказать об этом спектакле, чтобы зрителям захотелось его посмотреть?
–Мне кажется, тема этого спектакля будет близка тем, кто пережил какую-то потерю. Для меня это история про то, как в жизни случается сложный выбор между любовью и достоинством, как отпустить любимого человека, как проснуться на утро одному.
— Представьте, что поймали золотую рыбку: можно попросить, и она предложит вам любую роль. Есть роль мечты?
— Никогда не было роли мечты. Может, поэтому всегда везло с ролями. Их немного, но они все такие, о которых можно мечтать.
— А вы никогда не хотели попробовать себя в режиссуре?
— Нет. Я не поклонница актерской режиссуры. Это профессия, которой надо обязательно учиться. Для режиссуры нужен особый склад характера, особая харизма, особое терпение. Опять же, будут сравнивать с отцом, а не в жизни достаточно необходимости доказывать, что имею право выходить на сцену, будучи дочерью Семена Спивака.
— Что самое главное в профессии, которую вы избрали? Говорят, профессиональная деформация есть в любом деле… Вы сейчас одна из самых востребованных актрис. Работы больше чем жизни? Изменила ли вас — как человека — профессия?
— Очень модный тезис про деформацию… Думаю, что изменила. Наверное, я загрустила немножко, в юности была веселее и более озорной. Что касается самого главного, как ни странно, это — терпение. Приходится очень долго ждать ролей, шанса, что заметят, оценят и очень важно не принимать ожидания на свой счет. Проявлять терпение к себе, к невозможности сразу что-то освоить, к режиссерам, к партнерам... У кого есть терпение, тот обязательно выигрывает в этой профессии.