ПЕРЕД СУДОМ НЕБЕС СМЯТЕННЫХ

Вот финал. Сбились в кучку, прижались друг к другу жители городка Сычуаня. Уставились на небеса. А там – смятение! Несутся и несутся неудержимо облака, готовые вот-вот почернеть и обернуться тучами... А вот уже и вовсе, кажется, туча, того гляди, полыхнет молния, ударит гром, и от злосчастного городка и его жителей только пепел останется да серный дымок... Но не гремит гром, не блещет молния. Боги оставили Землю, предоставив ее жителям кувыркаться, кто как сумеет. Богов понять можно. В первом акте они появляются на сцене, как и полагается, втроем, элегантные, в превосходных белых костюмах, безупречных белых шляпах, полные доброжелательства и оптимизма. Им предстоит найти на Земле, пусть это будет всего лишь городок Сычуань, хотя бы одного доброго человека. А в конце? Их одежды по-прежнему белы, но только в заплатах, с заштопанными прорехами, белые шляпы помяты, потеряли былую строгую форму. Да еще приходится двоим почти тащить третьего, то ли подвернувшего ногу на нелегких путях поиска доброго человека на Земле, то ли ставшего жертвой людей недобрых. Заплаты и помятые одежды легко объяснить, за полгода земных странствий им так и не удалось найти пристанища. Боги – нынче на Земле – бомжи! Именно так материализована авторская метафора. А как же – возрождение веры, возвращение к отеческим преданиям!.. Каким? Как тут не вспомнить бессмертного, судя по сегодняшним газетам, гоголевского городничего. Это Андрей Антонович Сквозник-Дмухановский передал нынешним свечкодуям свое оправдание перед Небесами: «Я хоть и взятки беру, зато в вере тверд!». Нет, ни Гоголь, ни спектакль Семена Спивака не заденет чувства искренне верующих, для них так же тягостны лицемеры, фарисеи, богопоклонники «на всякий случай», и твердые в вере расхитители казны большого полета, и шакалы помельче. Боги, пришедшие на Землю во спасение человеческое, оказались бомжами по причине совершенно простой. Обитателей Сычуаня куда больше, чем спасение души, занимает ближайшая выгода, житейский расчет, крупная алчность и мелкая корысть. Пожить хоть и в полуголодной праздности за счет доверчивой хозяйки табачной лавки? Да свора уличных бездельников не променяет это благо ни на что на этом, да и на том свете! Женить сына на бывшей проститутке? Да с превеликим удовольствием, если свадьба – выгодная сделка, если вместо колокольного благовеста будет звучать звон «серебряных долларов». Хитростью и неправдами разорить хозяйку лавочки, а потом эту лавочку прикарманить... Кажется, что и не в неведомом Сычуане, а где-то значительно ближе и даже не с лавочкой, а с владениями несравненно более ценными разыгрываются те же игры. Но все эти мысли, желание поразмышлять над увиденным, приходит уже после спектакля. Как же так? Да очень просто. Театральное действо, а Брехт всегда требует от постановщиков изобретательности, яркости, овладевает вашими чувствами, и лишь потом, хотя бы в антракте, хочешь понять, отчего так пронзительно хороша сцена несостоявшейся свадьбы, и находишь объяснение пережитому тобой волнению. Огненный танец, бездымным факелом пламенеющая невеста, предчувствие чуда и праздника не могут оставить равнодушным... Тем горше сознавать, что погасшая надежда, несбывшееся чудо – неизбежны, мелким корыстолюбцам нечем заплатить за счастье, оно не покупается за доллары, даже серебряные. Я не пишу рецензию и потому не расчленяю спектакль на составные части, оценивая работу режиссера-постановщика Семена Спивака, актеров его труппы и студентов его курса, прекрасно, кстати сказать, сыгравших семейную банду. Спектакль удивительно цельный. Но нельзя не заметить, что в афише сразу за постановщиком стоит автор музыки к спектаклю композитор Игорь Корнелюк. Музыка, как и сценография, придают спектаклю органическое единство. В умном спектакле и декорации – умны! Выразителен адресующий зрителя к смыслу всего спектакля небесный зрак, постоянно присутствующий и постоянно меняющийся на сцене. Сначала это круг, похожий на Солнце в мгновение полного солнечного затмения, лишь бахрома светящейся короны по краям. Потом этот круг светлеет, растет, приближается, словно говорит ничего не подозревающим участникам событий: «Да на вас же Небеса смотрят! Да ведите же себя поприличней!». Куда там! И вот уже надвигается круг огромный и светлый, как увеличительное стекло. «Да что же вы притворяетесь, что же вы лукавите, что же вы изворачиваетесь, господа хорошие, со всеми вашими хитростями и ужимками перед лицом Небес вы видны, как на ладошке!..» Ну что ж, они, погрязшие в свои заботы, не видят того, что видит зритель. А зритель видит – Суд небес смятенных, смущенных от невозможности одолеть душевную пустоту... Суд состоялся, а приговор в меру собственной строгости каждый вынесет себе сам.