ВСЕ, ЧТОБЫ ЛЮБИТЬ ЖИЗНЬ

В В этом можно усмотреть некую закономерность. Хотя, пожалуй, всего лишь совпадение. Но оба спектакля позволяют в нездешнем увидеть нечто сегодняшнее, посреди утонченной театральности режиссер нажимает на болевые точки. Последнее особенно касается премьеры «Четырех танго о любви». Уже в самом названии и жанре «французские фантазии» чудится что-то легкомысленное-праздничное. В таком маркетинговом ходе нет уловки. Просто название, отражая общее, оказывается проще содержания самого спектакля. Впрочем, одну серьезную уловку Сергей Морозов все-таки совершил. Для четырех историй французского прозаика и драматурга Шмитта («Ванда Виннипег», «Подделка», «Все, чтобы быть счастливой» и «Одетта Тульмонд») он в качестве сверхсюжета взял рассказ «Самая прекрасная книга на свете». Последний подарил инсценировке четырех героинь, которые находятся в некоем заключении и вспоминают свою прежнюю жизнь. Хотя на самом деле «Самая прекрасная книга на свете» - почти биографическая новелла. Ее персонажи отнюдь не француженки, а узницы сталинского ГУЛАГа. Можно сразу же увидеть в этом тончайшие нюансы мистических перекличек и даже связать это с насущными политическими происшествиями. Но это все для въедливых зрителей, готовых обратиться к первоисточнику. Режиссер убирает из текста все реалии, оставляя некие диалоги без начала и конца, которые к финалу практически растворяются, утрачивают сюжетную конкретику. Вместе со сценографом Олегом Головко и художником по костюмам Ириной Зайцевой он создает фантастическую атмосферу, в которой технологический минимализм сочетается с причудливыми силуэтами платьев и причесок. И при этом Зайцева выстраивает всю костюмную коллекцию в едином бежевом тоне, а яркие летне-пляжные цветные пятна у главных героинь закрепляют их измененное состояние, прозрение по ходу развития истории. В аристократическую, изящную, подиумную тусовку вторгается пусть и несколько нескладная, но искренняя жизнь. И, в общем-то, получается, что «Четыре танго о любви» – не о той любви, о которой можно было подумать сначала (о любви мужчины и женщины). Спектакль о любви к жизни. Пользуясь текстами Шмитта, режиссер дает своим героиням все, чтобы они вместе со зрителями полюбили жизнь. Конечно, как в случае с пьесами Миттерера, у Сергея Морозова не обошлось без специфических взаимоотношений с материалом. Как истинный француз, Эрик-Эмманюэль Шмитт достаточно прагматично относится к плотской любви. Называние интимных подробностей происходит естественно, практически на бытовом уровне, и его много. Но в спектакле режиссер и актерский ансамбль к чувственности и плоти относятся как-то трепетно и стыдливо, вознося такую сторону любви до обострённо поэтических высот. И это становится еще одним вкладом в особую музыкальность постановки. В какой-то мере жанр спектакля приближается к ревю. И при этом большое количество различных находок, приемов делают «Четыре танго о любви» похожим на режиссерский карнавал. Все пестро, неожиданно, но в то же время подчинено единому настроению и движется в русле одной стихии. Будь то психологический этюд или острохарактерная сценка, бытовые нюансы или условности. Весь актерский ансамбль с азартом подключился к такому решению, последовательно и органично переключаясь между разнообразными приемами, круто меняя ритм и настроение. Как только в очередной раз черный супер открывает после «тюремной» интерлюдии сцену для нового эпизода, в фантастическую атмосферу будущего со всей жизнерадостностью, бойким ритмом и элитарным изяществом вливается стихия бродвейских мюзиклов 1940-50-х гг. Движущиеся платформы по всему планшету сцены, множество входов в сценографии, обеспечивающих неожиданные и эффектные появления, обилие круглых светящихся плафонов на длинных кабелях, которые в один момент могут превратить пространство в сказочный лес, рифмованные танцевально-пластические сцены с ансамблями и кордебалетом (хореография Юлии Малышевой) придают черному кабинету пышность и экстравагантность классического мюзикла. Несмотря на то, что музыка подобрана с современными битами и аранжировками, общий дух погружает зрителя в мир, где любой, самый глупый, мелодраматический сюжет оправдан и дарит сильные эмоции. Однако мелодраматические и местами даже детективные истории Шмитта, конечно же, невозможно причислить к бульварной литературе. И Сергей Морозов находит этому конгениальное сценическое воплощение. Первый же эпизод «Ванда Виннипег» может показаться весьма тривиальным. Светская львица Ванда (Регина Щукина) приезжает в провинцию, где внезапно сталкивается с дряхлым мужчиной, ставшим ее первым любовником, когда той было 15 лет. Традиционный флэшбек – и зрители узнают трогательную историю девочки Венди (Анастасия Тюнина), брошенной матерью-наркоманкой, и непризнанного художника Чезарио (Игорь Головин). Эпизод играется в технике живописной сентиментальности. Капризная девочка торопится стать женщиной. Ее дерзость и недалекость можно оправдать несчастливым детством. Но нет ожидаемого девиантного поведения или хотя бы намека на грубость. В аккуратном подростковом платьице героиня Тюниной – хрупкая, изящная, очень домашняя и немного отвлеченная. Через призму воспоминаний себя повзрослевшей она смотрится приукрашенной, богатой на чувства и эмоции. Лишенной этого богатства является Ванда-Щукина. Пошловатая свита окружает шикарную женщину с выверенными аристократическими движениями, чувственным низким тембром голоса. Она потеряла интерес ко всему, сохранив масштаб личности. Именно в личности и уникальной харизме не отказывает своей героине Регина Щукина, чтобы после встречи с эмоциональным прошлым вернуть себе хотя бы право на ностальгическую улыбку. Морозов нарочно выставляет Чезарио неталантливым художником, честным и заботливым, но не притягательным мужчиной. Любовь, страсть, жажда жизни рождается в самой Венди-Ванде, в ее внутреннем мире. Получив желаемое удовлетворение плотской страсти, Венди не становится счастливой. И режиссер, и исполнительница роли Ванды Виннипег явно осуждают героиню за бездуховный путь к славе и финансовому богатству. Чезарио стал первым любовником Ванды, а она – первой покупательницей его картин. Но настроения грустного анекдота, примирения с насмешкой судьбы удается избежать. Для Ванды наступает «час расплаты», но не с мужчиной, а со всей судьбой за этот миг. А вот судьба Эме из эпизода «Подделка, или Попугай Пикассо» гораздо ближе к простым смертным. После густых масляных красок, страз и романической сексуальности воздух спектакля разреживается, внимание переключается с поэтических высот на простую прозу. Но и в этой прозе Светлана Строгова находит множество оттенков и за несколько десятков минут проходит длинный жизненный путь. После долгих лет скромной любви Жорж (Александр Черкашин) бросает любовницу-секретаршу и возвращается к жене. Но пошленький мотивчик становится для Эме хождением по мукам. Подаренная на прощание любовником картина Пикассо оказывается подделкой, как и все драгоценности. Вся жизнь героини – суррогат и обман. Может, поэтому так неестественна и лихорадочна ее радость в начале эпизода, столь надрывны и экспансивны сцены с Ювелиром – Менеджером – Экспертом (все роли исполняет тот же Александр Черкашин, виртуозно и без комедийной характерности меняя образы в кратких сценах). Мощным аккордом бросает Эме озлоблено-усталый вызов миру, думая, что подаренный сиделке Кумико (Людмила Бояринова) Пикассо – подделка. Но картина оказывается настоящей, а Кумико организовывает благотворительный фонд помощи неимущим в память о «подруге юности». Эме – созвучно французскому «любить». И получается перевертыш. Играя цельную натуру, Строгова проходит путь от любви к разочарованию, к опустошению. Но мстительный жест оборачивается большим добром. Героиня Людмилы Бояриновой из следующей новеллы, напротив, имеет все, чтобы быть счастливой. И лишь женское любопытство Изабель приводит к полному краху привычной жизни. Выслеживая странную женщину из косметического салона, она находит в ней любовницу своего мужа, с которой тот счастлив и имеет детей. А все потому, что сама Изабель страдает вагинизмом. Тут уже ситуация, достойная учебников по психологии. Героиня эпизода – подвижная, эффектная, эмоциональная женщина (оттеняя ее, подруга Стаси – Регина Щукина и маникюрщица Натали – Светлана Строгова выглядят упрощенно, практически схематично). Чуть преувеличенно, будто играя в забавное приключение, она пьет свою счастливую жизнь огромными глотками. Изабель не замечает других людей. В ее власти останавливать время, заново повторять заинтересовавшее мгновение. Режиссер обставляет эпизод с особой театральностью: массовыми танцевальными номерами, киношными эффектами, юмористическими находками. И к финалу вся эта игривость трагически замирает. Тихий, мягкий и предупредительный Самюэль (Вадим Волков) умирает от разрыва сердца в тот самый момент, когда Изабель готова принять его, другую семью и себя со своей болезнью. Какими бы разными ни были актрисы, исполняющие главные роли, их объединяет единый ритм. Логично сопоставить его с «Libertango» А. Пьяццоллы, лейтмотивом, звучащим в трех частях. Ритм, соединяющий стремительную страстность, нежную сентиментальность и пронзительную болезненность. Переведенные из прозы от третьего лица в сценарий, эти истории стали женскими исповедями, в которых тривиальные женские ситуации поднимаются до философского трагизма. Вместе с тем спектакль наполнен простотой и ясностью первоисточника. Житейская увлекательность и ирония, рецептурно-философские афоризмы – все стремится к тому, чтобы в финале оправдать творчество для «кассирш и парикмахерш». Эта формула содержит самоиронию и упрек в адрес тех, чей интеллектуальный снобизм отказывается уважать права тысяч, ежедневно черпающих вдохновение и удовлетворяющих жажду жизни в книгах, подобных романам Бальтазара Бальзана из новеллы «Одета Тульмонд». Сергей Морозов подает последний эпизод как некое творческое кредо. Странноватые, простоватые и обаятельные Бальтазар Бальзан (Александр Черкашин) и Одетта Тульмонд (Наталья Ткаченко), их наивная история любви могут стать символами всех маленьких людей, занимающих скромное место в жизни и обладающих широкой душой. Наталья Ткаченко немного отстраняется от общего ансамбля (что обусловлено и измененной сценической схемой), подытоживает весь пафос спектакля. В Одетте мужскому взгляду не за что зацепиться – ни во внешности, ни в общении. Она держит магазин, расшивает перышками сценические костюмы, позволяя другим блистать и искать приключения. Она из тех, кто заполняет свою невзрачную, но полезную жизнь памятью о прошлом и грезами о красивых историях. И она полна любви к жизни, веря в силу простых истин, преподнесенных в романтичных и ясных словах, она настоящая. Насмешливый и циничный мир, представленный литературным критиком Олафом Пиме (Константин Дунаевский), пристыжен Одеттой. Выстраивая свой красивый спектакль, Сергей Морозов тоже верит в правоту таких вещей. И вместе со всей командой спектакля дает зрителям все, чтобы любить жизнь.