АКТЕР МОЛОДЕЖНОГО ТЕАТРА ЕВГЕНИЙ КЛУБОВ: «НИКОГДА НЕ ХОТЕЛ СЫГРАТЬ ГАМЛЕТА»

– 36 лет назад Вы впервые вошли в Измайловский сад театра… Расскажите, в чем секрет столь продолжительной службы в одном месте? Сказать по правде, когда мой педагог Владимир Афанасьевич Малыщицкий привел меня студентом в этот театр, я даже не мог представить, что служба здесь продлится столь долго. Я и некоторые мои сокурсники, а курс у нас был непростой – очень много актерских детей: Оля Самошина, Костя Воробьев, Лена Сафонова, – воспринимали этот опыт несерьезно. Хотя, как показала жизнь, постоянство дает намного больше. Я иногда делаю выходы в другие театры, но каждый раз убеждаюсь, что наш – самый живой в Петербурге. И молодежный, несмотря на все 37 лет. – За время существования Молодежного театра у него сменилось три художественных руководителя. Каков был Молодежный театр Малыщицкого, Падве и какой он у Спивака? Когда театр в 1980 году открылся, это была студия, существовавшая по своим законам. Репетиции начинались в одиннадцать часов, и неважно – занят ты в этом спектакле или не занят, но присутствовать должен. Сегодня ты работаешь в гардеробе, а завтра ты – Гамлет. После каждого спектакля мы собирали отзывы зрителей и поздним вечером их перечитывали, обсуждали, а домой возвращались только к часу. Для современных артистов, снимающихся в кино, вечно занятых, такое «погружение в театр» – нечто нереальное. Для нас же это была нормальная студийная жизнь. Малыщицкий искал всегда тех авторов, которые говорили правду. Василь Быков, Вячеслав Кондратьев, Александр Володин – авторы, с которыми Владимир Афанасьевич дружил, понимал их, и они его понимали. Кстати, маленькое здание театра было сделано нашими же руками на месте бывшего катка (прим. здание Малой сцены театра). Каждый режиссер – это автор. Если у Малыщицкого театр был идейный, острый, то у Падве он стал более традиционным. Кстати, Ефим Михайлович был любимым учеником Георгия Товстоногова, и, возможно, поэтому он внес в спектакли лицедейскую, ремесленную струю. Когда из театра уходит один режиссер и появляется новый, то всегда меняется эстетика. Ефим Падве сделал идеальный ход: придя, он честно сказал, что не знает нас, и предложил создать спектакль-концерт из самостоятельных номеров и тем самым вернуться к истории театра «Буфф», который раньше существовал на территории Измайловского сада. Так родился спектакль «Звучала музыка в саду…». Представьте: начало века, кабаре, шансон, немое кино. Спектакль имел огромный успех! Лишние билеты начинали спрашивать от самой «Техноложки». И после этой постановки Падве уже имел о нас представление как о драматических актерах. Потом… в какой-то момент наш художественный руководитель решил уйти в педагогику и передал театр Семену Яковлевичу Спиваку. Ефим Михайлович Падве разрабатывал сцену до мельчайших подробностей, проводил огромную «застольную» работу с артистами. Семен Яковлевич делает все это сам. Театр Спивака отвечает этому времени и обращается к человеку. Он и всегда обращался, но сейчас это особенно актуально. – Могли бы вы назвать период наивысшего расцвета Молодежного театра? В истории Молодежного театра не было ничего революционного. Здесь была эволюция. Период Малыщицкого – романтическая юность, время Падве – молодость. Сегодня – это зрелость, которая подразумевает мудрость. У нас был спектакль «Смерть Ван Халена», и там Даша Лесникова (прим. Дарья Юргенс) говорила: «Свет идёт впереди воздуха». Семен Спивак чувствует это время, и его спектакли идут впереди воздуха. Они легкие, человечные и отзываются в сердцах людей. – Отзываются, и еще как! А бывает, что профессиональное сообщество критикует вашу работу? Как вы к этому относитесь? У нас в театре есть специальная доска, где вывешиваются новости, рецензии, анонсы. После премьеры «Севильского цирюльника» в одной статье было очень хорошо написано о спектакле, но не о моей роли. Ничего нового из статьи я, правда, не узнал, потом мы поговорили с Семеном Яковлевичем, переделали то, что мне не нравилось, но… осадок остался. Критика, безусловно, должна быть. Но она бывает конструктивной, а бывает уничтожающей. Во многом из-за критики из театра ушел замечательный Ефим Михайлович Падве. А так нельзя. Любой артист, режиссер, человек имеет право на ошибку. – Вам когда-нибудь хотелось сменить «прописку»? Никогда не верьте артисту, который говорит, что не хотел уйти из театра. Не буду говорить, сколько раз, но у меня эти мысли тоже возникали. Они появляются тогда, когда у артиста нет работы. Главное в нашей профессии – это терпение, надежда и... смиренномудрие. – Вы сотрудничали и с иностранными режиссерами (прим. «Севильский цирюльник», реж. Жан-Даниэль Лаваль; «Зимняя сказка», реж. Магуи Мира), и с российскими. Какова разница в их подходах к театру, взаимоотношениям с труппой? По методике пока что лучше Константина Станиславского и Михаила Чехова никто ничего не придумал. Иностранные режиссеры еще учатся. С французским актером и режиссером Жан-Даниэлем я познакомился, когда он пригласил меня на роль Фигаро в спектакле «Севильский цирюльник». Нам, артистам, воспитанным на психологическом театре, он предложил театр площадной. Стоит отметить, что Фигаро для французского народа – своего рода национальный фетиш. Благодаря той работе я знаю, каков французский театр и какие традиции у него существуют. Например, спектакль начинается не со звонка, как у нас, а со звука палочных ударов шталмейстером. Премьера состоялась в Версале, в театре, построенном к коронации Марии-Антуанетты. Знаете, любой выпуск спектакля – это стресс, а выпуск его за границей – стресс двойной. Однако французы нас прекрасно приняли. Они знают историю Фигаро наизусть. Бежала строка перевода, но они смеялись раньше, чем она появлялась. Магуи Мира, поставившая в Молодежном театре спектакль «Зимняя сказка», - очень интересный испанский режиссер. С Жан-Даниэлем у нее, конечно, общее в минимализме декораций, который отвечает принципам европейского театра. Еще очень большая разница чувствуется в подходе к взаимоотношениям с труппой. Если у нас режиссеры репетируют открыто, то европейцы всегда начинают очень нежно, с похвалы: «Браво, браво, брависсимо», – а вот потом идет «но» и объясняется, что их не устраивает. Своего они добиваются именно такими способами. Несмотря на все наши столкновения, спектакль получился интересный. Магуи Мира также ставила «Зимнюю сказку» в Испании с английскими актерами. Мы смотрели тот спектакль в записи, но наш получился более человечным, как и спектакль Жан-Даниэля. – Вам блестяще удаются комедийные роли. Или в том, что они становятся таковыми – ваша заслуга? Это заслуга Семена Яковлевича Спивака. Он знает меня, что я могу и как меня к этому подвести. Хотя я люблю играть и роли другого характера. Например, в той же «Зимней сказке» у меня два героя: Мопса и врач. Мопса – женщина, придворная дама, роль по сути своей комедийная. Но мне было интереснее играть врача: на глазах моего героя женщина попала в ситуацию, когда муж подозревает ее в том, что она не совершала. – Но в спектакле «Наш городок» вы две эти грани прекрасно сочетаете? Редактор Уэбб из «Нашего городка» – на сегодня моя любимая роль. В этом спектакле мне удалось прожить промежуток сценического времени по-разному: смешно, трогательно и душевно. «Наш городок» – это блестящий материал, музыкальный, а также великолепная режиссура Семена Спивака и Сергея Морозова. – Могли бы Вы определить Ваше амплуа? Знаете, Андрей Кончаловский говорит, что, когда человек уверует в Бога, он на этом останавливается. Я с ним не согласен. Когда человек начинает верить в Бога, перед ним открывается огромный, необъятный мир. Можно, конечно, сказать, что мое амплуа – характерный артист, но с годами я пришел к тому, что человек не так однобок, он разный. Я бы не хотел себя ничем ограничивать. – Есть ли у вас роль несыгранная, но желанная? Знаю точно, что я бы никогда не хотел сыграть Гамлета. И до сих пор не понимаю своих коллег, для которых Гамлет – некое мерило актерского успеха. В моей творческой биографии было много французов, англичан, американцев и так мало русских людей. Мне бы очень хотелось сыграть представителя русского народа. Не какого-нибудь значительного персонажа, а именно маленького человека.