ЕЛЕНА СОЛОВЬЕВА: «ГЛАВНЫЙ ДАР БОГОВ – НЕЗНАНИЕ»

- Мой папа мечтал стать оперным певцом, но после войны жизнь была трудная – не сложилось. Зато мой дедушка в любительском театре играл Незнамова, героя известной пьесы Островского. Мы все - продолжение наших корней, так что говорить о «даре свыше», конечно, можно, но всегда есть конкретная семейная история. Я играла какие-то роли еще в детском саду и в школе, где мы сами что-то сочиняли, фантазировали, делали КВНы... Ходила в кружок художественного слова во Дворце пионеров. И мы до сих пор отмечаем день рождения нашего педагога Екатерины Федоровны Ивановой. В этом году ей исполнилось бы 100 лет. Увы, ее уже нет с нами, но это имя объединяет нас, ее учеников. Это была актриса, у которой не сложилась профессиональная судьба – в годы, когда артистов в театрах немилосердно сокращали, она лишилась работы. Но, как написано в Библии, «зерно умершее дает много плодов». Сережа Бехтерев, Катя Морачевская, я и еще много людей, которым в нашем кружке была сделана прививка любви к хорошей литературе и хорошему театру – это плоды Екатерины Федоровны. Про себя она говорила: «Я была из имущего класса», и несла нам в своем облике, в поведении благородство, не свойственное нашему времени. И мы тянулись к ней с теми нежностью и любовью, с которыми сейчас храним память о ней. Ведь программу для поступления в вуз помогла мне именно она подготовить... - Ваш курс у Кацмана и Додина был потрясающий... - Да, с учителями нам повезло. Аркадий Иосифович – солнце театральной педагогики. И Лев Абрамович, блистательный режиссер и педагог... Художественным руководителем курса был Товстоногов. Он всегда присутствовал на вступительных экзаменах и выпускных спектаклях. Аркадий Иосифович относился к Георгию Александровичу с небывалым пиететом, боготворил его, и мы это чувствовали. Присутствие Товстоногова словно приподнимало нас, повышало значимость происходящего, но и ежедневно слушая наших педагогов, я мысленно говорила: «Ох, как я с ними согласна. Как все, что они говорят, правильно. Как это интересно!». Не было никакого сопротивления, желания спорить о чем-то: было страшно пропустить даже одно занятие, пропустить что-то из того, что с нами тогда в учебном процессе происходило. - Сомнения «кому я нужна» после окончания учебы были? - Такие мысли даже в голову не приходили. С возрастом я поняла, что главный дар богов, главное счастье – это неведение, незнание того, какие трудности, сложности бывают на выбранном тобой пути... А тогда была опаска, что может быть мало работы, если попадешь в крупный театр. - Но судьба так распорядилась, что «мало работы» вам не грозило: вы оказались в Молодежном театре – у Владимира Афанасьевича Малыщицкого... - Помню холодное помещение бывшего катка (ныне Малая сцена Молодежного театра. Прим. авт.): все в кафеле, с которым мы боролись отбойным методом. Околачивая кафель, мы готовили репертуар, а в гримерках были навалены шинели, на которых можно было покемарить и снова «кидаться в бой». Это было трудно, и рабочие, настилавшие пол в помещении будущего театра, посматривали на нас как на ненормальных, странных людей... Один из первых спектаклей – Володин «Диалоги» – четыре новеллы, и я играла «В сторону солнца». Сцена была в центре зала и спрятаться, исчезнуть за чьей-то спиной было невозможно. Ты – как на ладони. Ни кулис, ни занавеса. Только партнер, ты и зритель – сильнейший профессиональный тренинг. После него уже ничего не страшно. Помню, приходил Володин на репетици – живой, непосредственный, открытый человек. Сидит, слушает, потом вдруг: «О, Лена, как ты сказала? Вот так, давай, и запишем, пусть остается...». Он очень любил наш спектакль «Своя семья, или Замужняя невеста», хвалил музыку в нем, романсы, смыслы... - С уходом Малыщицкого востребованность театром вашей индивидуальности не прошла? - Пригодились старые, студенческие наработки и умения. Так, с Ефимом Падве мы готовили «Звучала музыка в саду», где пришлось ко двору умение сочинять, которому учили педагоги нашего курса в ЛГИТМиКе. Я сочинила несколько номеров и до сих пор считаю себя соавтором этого спектакля. Потом на Фонтанку пришел Спивак, и счастье этого театра, что сюда пришел Семен Яковлевич: он не дал театру пропасть в самые непростые годы нашей недавней истории... Мы искали точки соприкосновения. Я не сразу поняла репетиционный метод Спивака, но когда поняла и приняла, это здорово помогло мне продвинуться в профессии. Сегодня у меня в активе семь спектаклей из репертуара: «Жаворонок», «Касатка», «Синие Розы», «Тартюф», «Забыть Герострата!», «Фантазии Фарятьева» и «Абанамат». Конечно, не все роли главные, но и небольшие роли я тоже люблю, потому что они не так просты, как может показаться, и требуют порой огромных затрат. - Ваш день рождения Молодежный театр отметил восстановлением спектакля «Синие розы» по пьесе Тенесси Уильямса «Стеклянный зверинец», в котором вы играете Аманду Уингфилд. Что значит эта постановка для вас? - Участие в этом спектакле – неожиданный подарок. Не просто очередная работа, а гражданский акт, высказывание на определенную тему. Выпускали мы его с американским режиссером, учеником петербургской режиссерской школы, профессионалом высочайшего класса Львом Шехтманом ускоренными темпами – за два месяца. Срок почти невозможный для Молодежного театра, где Семен Яковлевич репетирует обстоятельно, долго, вдумчиво. Но надо уметь работать в разных обстоятельствах... Для своей героини Аманды я многое взяла из своего собственного, личного опыта. И я понимаю, пропуская через себя, каждое слово своей героини. - Когда у актера есть конкретный жизненный опыт, все понятно. А когда герой не совпадает с тобой, с твоим опытом?.. - Профессия заставляет постоянно жить с широко открытыми глазами, впитывать этот мир, наблюдать и нарабатывать. И этому нас научили наши педагоги. Кацман говорил: «Счетчик включен...». И этот счетчик отсчитывает все, что ты сделал и не сделал. Для того, чтобы проникать в тексты, заложенные в предметы, в мысли других людей необходимо еще в юности произвести усилие над собой. И тогда можно научиться идти от действия к содержанию. Достаточно увидеть, как стоит человек, принять его позу, направить свой взгляд в ту же сторону, сымитировать его пластику, и неожиданно постигаешь его мысли, понимаешь, о чем он думает. Это не дает покоя, порой занимая всего тебя... Помню, первый спектакль, который я делала с Семеном Яковлевичем Спиваком – «Смерть Ван Халена». Для того чтобы сыграть на репетиции высшую точку отчаяния я готовилась за двое суток. Пыталась найти, понять путь, по которому я могла прийти к этому состоянию. Следующий этап – сокращение этого пути, и сейчас я могу сыграть это за секунды... Актер не может «останавливаться»: надо постоянно тренировать тело и сознание. У нас была репетитор по хореографии, которая любила повторять, что «ногу каждый раз надо пытаться держать все выше, и только тогда она останется на прежнем уровне»... И надо быть «на уровне». Ведь наша профессия хороша тем, что никогда не знаешь, когда получишь подарок – роль, которая позволит в очередной раз открыть самого себя, сделать то, чего ты и не мог предположить.