ПРО ЛЮДЕЙ И ЗВЕРЕЙ

Обращение к пьесе Дона Нигро «Звериные истории» тоже вряд ли было предсказуемым. Российский театр только открывает для себя творчество современного американского драматурга, главным образом, благодаря неустанным усилиям переводчика Виктора Вебера. В известной степени Дона Нигро можно сравнить с Жаном Ануем, подобно знаменитому французу он стал поставщиком репертуара для самых разнообразных стационарных театров и мобильных трупп. Им написано около 400(!) пьес. Как и Ануй, Дон Нигро обрабатывает мифологические, античные сюжеты, в созданном им цикле «Ифигения», «Клитемнестра», «Электра», «Маддалена» (по мотивам «Медеи») древнегреческие коллизии перенесены в американскую глубинку. Дон Нигро не чурается работы по заказу, так возникла пьеса «Горгоны» для двух возрастных актрис – история конкуренции, дружбы-вражды реальных голливудских звезд, где прототипы легко угадываются. Театр на Васильевском открыл петербургскому зрителю имя Дона Нигро, поставив спектакль «Горгоны» как драму актерской судьбы. Думается, на успех запрограммирован и спектакль Молодежного театра - первая постановка «Звериных историй» в Петербурге. Можно сказать, что пьеса тоже написана по заказу, поступившему от … зверушек, обитающих вокруг фермы в Огайо, где ведет уединенный образ жизни американский драматург. В послесловии к пьесе он не без юмора пишет: «Я всегда ладил с животными лучше, чем с людьми, несмотря на то, что иногда их ем. Животных, естественно, не людей, хотя в театре каннибализм – достаточно обычное дело». И далее серьезно: «Я не нахожу ничего глупого в попытках найти аналоги человеческих эмоций в природе. Мы – часть природы, хотим мы видеть себя такими или нет…» Эти идеи вдохновили режиссера Спивака, согласного с тем, что любой зверь напоминает человека: «Безумие, страх, искушение, одиночество – все это есть в жизни человека. Гармония достигается балансом: на одной чаше весов – юмор, а на другой – грусть. Таков и наш спектакль. Можно назвать его предупреждением: будьте бережнее по отношению к тем, кто рядом, будьте терпимее...» Художник Николай Слободяник создал завораживающе красивый образ спектакля – опустевший пляж, по всем приметам кончилось лето, «осень в смертельном бреду», только падают не листья, летят, опускаются, поднимаются развешанные над сценой зонтики. Волшебно подсвечивается задник, на котором пляшут силуэты героев спектакля – индюшек, бурундуков, сурков, леммингов… Это все маленькие, беззащитные существа, понятно, что слоны в окрестностях Огайо не водятся. Они такие же маленькие и беззащитные, как и мы? Театр выполняет пожелания драматурга – никаких зверских ужимок и прыжков, никаких звериных костюмов, образы создаются лишь намеком, легким касанием. Пьеса и спектакль состоят из ряда миниатюр, каждая из которых - отдельный законченный сюжет, посвященный тому или иному «зверику». Семен Спивак стремится прочертить сквозное действие, проводя линии персонажей через весь спектакль – нелепый одинокий утконос просит у всех разрешения «посидеть рядом с вами», лемминги совершают свой бесконечный, бессмысленный бег, порой напоминая «Слепых» Питера Брейгеля. Необходимо оговориться, что в спектакле действуют два равноценных состава, здесь упомянут представленный на премьере, да простят автора другие артисты. Сценка «Три дикие индюшки в ожидании кукурузных початков» построена на конфликте мечты и реальности, поэзии и прозы. Мечту, естественно, воплощает дама (Алиса Варова), она мечтает играть на саксофоне, грезит саксофоновым деревом. Два диких индюка, собственно, тоже мечтают – о кукурузных початках и вафлях. Константину Дунаевскому и Ярославу Соколову явно пригодились студенческие тренинги на подражание животным, они работают мягко, едва обозначая природные повадки суетливых, глупеньких и любопытных птиц, образы получаются яркими, узнаваемыми еще до того, как на экране появляется поясняющая надпись. Прожорливые Боб и Джордж убеждают индюшку Пенни что ее затея невыполнима, но в финале пьески раздаются низкие, протяжные звуки саксофона… Одна из лучших миниатюр - трагикомедия «Попугаи» - тонко, с мягким юмором и грустной улыбкой разыграна талантливыми артистами Сергеем Яценюком и Ириной Полянской. Несмотря на попугайское оперение и узнаваемые птичьи повадки, это, конечно, до боли знакомая история супружеской пары, которая вынуждена делить общее пространство, когда уже не в состоянии существовать вместе и в то же время невозможно жить друг без друга. Когда попугай Ричи бросает своей нежной, трепетной, болтливой Пегги –ну, настоящая женщина! - жестокое «Сдохни», она действительно умирает, обессиленно свесив крылышки, и он бьется в отчаянии над безжизненными телом подруги. В монологе «Утконос» Иван Мартынов играет отчаяние одиночества, отверженности. Некое пограничное, чуждое всем существо, он остро чувствует невозможность самоидентификации, невозможность ощутить себя полноценным божьим творением: «У меня ощущение, что меня собрали из того, что осталось от других». В одном из интервью Эмилия Спивак сказала, что ей больше всего нравится играть серую мышь. Но в миниатюре «Мышеловка» ее мышь - очень яркий персонаж. Миниатюра строится как пародия на ток-шоу, мышка – ведущая, все участники спектакля – восторженная публика. Мышь эмоционально рассказывает, как избежать соблазнов мышеловки. Но когда выключены камеры и софиты, она тихо выходит на опустевшую сцену, и становится понятным, что заговаривала, заклинала она, прежде всего, себя. Мышеловка с сыром манит неотвратимо, она становится навязчивой идеей, символом борьбы личности с собой и несвободы от самой себя, своих комплексов. Звучит почти молитва: «Не вводи меня в искушение и убереги от зла. Убереги от…» Естественно, мышеловка захлопывается. Звери задаются совершенно человеческими вопросами: что есть бог и каковы цели создателя («Великий Бурундучий лабиринт» в исполнении Сергея Малахова). Они подвержены маниям, фобиям и проходят испытание одиночеством, разделяя его только с двойником – зеркальным отражением, темной стороной собственного я («Сурок у окна» в исполнении Александра Андреева). Самая трогательная и драматичная сценка, это, пожалуй, «Ожидание (Коровы)». Три очаровательные молодые коровки в ожидании чего-то неизведанного кокетничают, танцуют и поют, фотографируются со зрителями. Ксения Ирхина, Алиса Варова, Юлия Шубарева в образе наивных, доверчивых созданий, прекрасно общаются с залом, излучая оптимизм и витальную энергию. Но с каждой репликой становится яснее, что стоят они в очереди на скотобойню… Чтобы лишить нас последних иллюзий, через сцену проносят три распятые говяжьи туши. И тогда наступает время бабуина. Размышления о боге и смысле эволюции упираются в образ бабуина Эда, убедительно сыгранного Петром Журавлевым. Потомок Великого бабуина, оскорбленный родством с человеческими существами, призывает убивать и убивать - «во имя самого святого Владыки и Создателя. Великого Синезадого Бога бабуинов». Герои спектакля решают экзистенциальные проблемы, их диалоги и монологи наполнены философским смыслом. Их создатель, демиург, он же драматург, судя по всему, исповедует философию идеализма. Все, что происходит, свершается в сознании, недаром в тексте постоянно звучит: что-то в голове, кто-то пробрался ко мне в голову, чужак прячется у меня в мозгу. И не случайно попугаиха Пегги мило щебечет откуда-то извлеченную цитату: «Мир – субъективная выдумка, зависящая от особенностей и ограничений сознания». Мир таков, каким мы его представляем, он зависит от наших побуждений, мыслей и чувств. Нет существа, «который был бы, как остров, сам по себе…» Очеловечивание животных, наделение их разумом, памятью и эмоциями – нередкий прием в художественной литературе, вспомним произведения Киплинга, Сетон-Томпсона, «Холстомера» Льва Толстого, «Каштанку» Чехова, «Сны Чанга» Бунина или потрясающий рассказ Юрия Казакова «Арктур – гончий пес». Мир животных оказывается идеальным зеркалом, в котором без прикрас отражается истинная суть человека. Антропоморфное существо становится воплощением добра, любви, верности, маркируя либо отсутствие этих качеств в человеке, либо огромную неудовлетворенную потребность в них, чреватую крайним человеческим одиночеством. Во всех этих произведениях люди и звери выступают на равных, смысл высказывания рождается в их взаимодействии. В пьесе Дона Нигро человек из системы координат исключен, общаются между собой только животные в предложенных, нафантазированных автором обстоятельствах, что придает действию и отношениям несколько умозрительный, сконструированный, рациональный характер. Порой автор увлекается «философистикой», как, думается, в миниатюре «Кошки», где актрисы ведут трудноуловимый схоластический спор, вызывая в памяти реплику из «Трех сестер»: «Если же философствует женщина или две женщины, то уж это будет — потяни меня за палец». Семен Спивак поставил красивый и стильный спектакль, несколько отстраненно-холодноватый, что не очень свойственно этому мастеру. Зато в полной мере проявился один из главных его талантов – умение работать с артистами. В спектакле заняты артисты разных поколений, но практически одной школы. Выпускники курсов Спивака блестяще продемонстрировали масштабы своих талантов на локальном пространстве сценической миниатюры. Надо полагать, магия актерской игры и дальше будет набирать обороты.