Источник – журнал «Петербургский театрал» №7 (сентябрь 2019 года)
Беседовала Светлана РУХЛЯ
В сентябре Молодежный театр на Фонтанке проводит фестиваль «Мастерская Спивака», посвященный 25-летию существования в РГИСИ актерско-режиссерской мастерской н.а. России Семена Спивака. Накануне начала нового сезона состоялся этот разговор о мастерской и студентах, театре и жизни спектаклей, о том, что привлекает в театр зрителя и удерживает в нем актеров и режиссера.
- Семён Яковлевич, как вы разговариваете со своими студентами?
- Сейчас они уже счастливые артисты: в июне был выпуск. Я говорил и говорю с ними жестко, даже привожу слова из Апокалипсиса. Объясняю, что важно понимать: жизнь театра продолжается и когда кто-то рождается, и когда кто-то умирает. Я говорю это каждый день, и у них закаляются мышцы. Духовные.
- За двадцать пять лет существования вашей мастерской, кто-то уходил, не доучившись?
- Человек десять с каждого курса. Кто-то сам уходил, кого-то «уходил» я.
- Ментальные разногласия?
- Да. Темы, которые были интересны им, были не интересны мне. Они же делают эскизы, самостоятельные работы. Причина и неумение работать: некоторые думали, что можно как в школе – пропустил раз, пропустил два… А для артистов очень важна привычка работать. Если студент не научился работать, он ничему не научился.
- Ревнуете, когда ученики потом играют в других театрах?
- Раньше ревновал, а потом понял, если буду ревновать, они еще дальше уйдут (улыбается).
- К студентам-режиссерам подход другой, нежели к артистам?
- Режиссура одна из самых тяжелых профессий: нужно быть артистом, чтобы заражать, живописцем, музыкантом, психологом, философом. И они должны научиться как, знаете, в художественных мастерских, где приходится сначала растирать краски, наблюдать, как работают другие, и только потом, начиная что-то понимать в профессии, создавать свое.
- При работе с каждым новым курсом что-то меняется?
- В идеологии нет. Меняются произведения, на которых они растут. Так, два курса занимались Достоевским. В чувства, в сознание очень трудно попасть, поэтому когда делаются этюды по Достоевскому, это развивает… Последний выпуск учился на Шукшине и Шекспире. Достоевский и Шекспир формируют нутро, появляется сочувствие, сопонимание, наращиваются чувственные мускулы. На Достоевском душу надо «качать»…
- Зрителю тоже надо «качать душу»? О чем вам хочется говорить с сегодняшним зрителем?
- О добре и о любви.
- Что для вас любовь?
- То, что заставляет забывать о себе. Зачем нужен театр? Затем же, зачем противоположный пол или музыка. На мой взгляд, человек бывает счастлив, когда забывает о себе. Хороший спектакль отличается от плохого тем, что затягивает в другую жизнь: настоящий спектакль, так же, как и жизнь состоит из мыслей и чувств. После плохого спектакля человек тоже выходит полный разных мыслей, но у него нет опьяняющего ощущения от того,что театр знает про него все.
- Ваши спектакли так же четко выстроены, как и ваша идеология? Для актеров – вы диктатор? Или они могут спорить с вами в процессе репетиций?
- Если всех слушать, репетиции не будет. Это как между мужчиной и женщиной: кроме чувственного притяжения должно быть чисто прагматическое совпадение характеров, жизненных установок, иначе ничего хорошего в перспективе не получится. Так и спектакль – «духовный ребенок». Он не родится, если артист не доверится режиссеру. Творческий акт сродни акту интимному. Я играю, «соблазняю» артиста, подталкиваю к какому-то решению.
У нас в театре атмосфера во время репетиций очень важна. Она тонкая, интимная. А если нет творческой, духовной близости, что может получиться? Есть режиссерское время, когда я должен делать все, что хочу я, и артисты должны мне в этом помогать. Есть актерское время, которое наступает позже. И тогда уже я не останавливаю спектакль, чтобы высказать претензию, что мне что-то не нравится. Чтобы артист на сцене был королем, за кулисами должен быть королем режиссер, так я считаю. Можно назвать это диктатурой, а можно семьей.
- Бывает, что пьесу хочется поставить, но нет актеров, которые могут в ней сыграть?
- Чтобы этого не было, я все время расширяю труппу. Нужно иметь выбор. У меня в кабинете фотографии всех актеров висят на стене. Смотрю... Набираю определенную команду. Бывает, начинаю репетировать пьесу, а потом откладываю ее в стол. Так было с «Грозой» Островского. Вернулся, когда в театре появилась Катя Унтилова. До нее Катерину репетировали хорошие актрисы, но эта роль была не их. Как в личных отношениях, иногда мы ошибаемся в противоположном поле и расстаемся, а иногда воли расстаться нет, и получается «плохой спектакль».
- Некоторые спектакли в вашем театре идут очень долго. Не боитесь, что они закапсулируются, перестанут развиваться?
- Спектакль как человек: один живет долго, другой уходит рано. Чтобы развитие не останавливалось, я их обновляю, оживляю, добавляю что-то… В начале сезона мы каждый спектакль от начала до конца репетируем. А если спектакль начинает стареть, то зритель перестает на него ходить, исчезает энергия притяжения и становится понятно, что спектаклю пора на покой. Чтобы видеть, понимать это, я смотрю каждый свой спектакль. Каждый вечер.
- В прошлом сезоне меня поразила ваша интерпретация «Звериных историй» Дона Нигро, недавно я опять испытала сильные эмоции, пересмотрев спектакль «Наш городок». Невероятное впечатление производит и ваша постановка «Нас обвенчает прилив…» по не самой популярной пьесе Жана Ануя «Ромео и Жанетта»… Как вы находите драматургический материал или он находит вас сам?
- Пьеса приходит всегда случайно. Когда читаешь текст, что-то должно защемить внутри… В «Ромео и Жанетте» меня задела мысль, что хороших людей всегда тянет к «палачам». Не знаю, как в вашей жизни, но в моей это случалось многократно: нас притягивает лукавое, обманчивое… Я признался себе в этом и захотел рассказать другим. Ведь мы часто живем неправильно, друзей выбираем неправильно, нас тянет не туда, куда нужно. Мы словно любим боль и идем к ней навстречу…
- А как приходит решение спектакля?
- Когда сквозь строчки проступает идея, она сама вытаскивает пьесу и выступает в качестве силы, которая говорит, как надо делать спектакль.
Когда я прочитал «Звериные истории» ̶ вещь абсолютно непривычную для Молодежного театра и для меня как постановщика, был потрясен, что пьеса состоит из самостоятельных пьес-фрагментов разного хронометража. А если материал поражает режиссера, то он поразит и зрителя. Я так думаю. Но когда я пришел на первую репетицию, не знал, как ее начать. Сидел, молчал, потом мне пришла в голову идея ̶ показать через героев этих пьес жизнь людей… Как она пришла, не могу рассказать. Это тайна (улыбается). Как будто кто-то говорит тебе это свыше, и все сходится. Правда, потом идет огромная расплата. Работа над спектаклем ̶ творческое пьянство. После премьеры ты не знаешь, где ты был, в какой стране, в каком времени... Наступает тяжелый период возврата «на землю». Мы всегда «платим» за все: за хорошее, за плохое…
- Как у Горького: «…за веру, за неверие, за любовь, за ум - человек за все платит сам…»?
- Да! Расплата будет адекватна рожденному, сложившемуся или не сложившемуся спектаклю. Поэтому работать в театре – это выбор. Очень серьезный выбор.
- Вы говорите об этом ребятам, которые приходят к вам учиться?
- Да, говорю: «Помните, что вы идете на войну с самими собой»...